Почувствуй себя Сапковским - Йеннифэр

Потому что даже лучшие чародейки когда-нибудь умирают.

Или вот поэтому:

«Рядом с кордиком, как всегда, на поясе висел маленький кошелек. Подарок Йеннифэр. Кошелек содержал то, что «у дамы всегда должно быть при себе». Цири развязала кошелек. Увы, стандартная экипировка дамы не предусматривала ситуации, в которой она оказалась.

(Анджей Сапковский. «Час презрения»)

Почувствуй себя Сапковским - Йеннифэр Почувствуй себя Сапковским - Йеннифэр

«Мне больно. Больно и холодно. Хочется запрокинуть голову и закричать на весь мир. Стать на краю вечности, заглянуть ей в глаза и попросить, чтобы поскорей… Лёд моей безысходности выльется в небо неистовым криком. Я умираю.

Никогда не боялась смерти. Десятки раз стояла с нею рядом, перекидываясь колкостями, словно она – просто знакомая чародейка. Вражеская стрела в сердце, предательский нож в спину, магия ради магии, не признающая ничего святого, бесконечные политические интриги, в которых жизни размениваются, будто шахматные фигуры. Я жила среди этого и знала, что, рано или поздно, я среди всего этого и умру. Но не так, как сейчас… Постаревшая и больная. Немощная, с еле тлеющим огоньком рассудка. Покрытая желтыми пятнами кожа. Руки дрожат. Сморщенные губы коверкают простейшие заклинания. Когда-то магия делала меня красивой и желанной.

Самая страшная для чародейки такая смерть – от старости. Не знаю, в какой момент я поняла, что стала старой. После переворота в Нижнем Соддене, когда были убиты 16 лучших магов – а я, глава чародейской ложи, не смогла этого предотвратить? Или когда погиб Геральт? Упрямый и принципиальный Геральт, считающий своим долгом истребить всех монстров, до единого… Помню, что любила его больше жизни. Но уже не помню, каково это – любить. В тот роковой вечер, ставший для него последним, я разучилась радоваться солнцу. И перестала чувствовать тепло».

Почувствуй себя Сапковским - Йеннифэр Почувствуй себя Сапковским - Йеннифэр

Йеннифэр обвела пустым взглядом свою комнату. Роскошь и богатство, привычно пахнущие сиренью и крыжовником. Портрет самой чародейки в резной раме, рядом с окном. И – ни одного зеркала. Она избегала любого напоминания о том, что снова стала горбуньей. Ненавистный порок, наследие детства. Жарко вспыхивают в камине языки огня, но их тепло не в силах унять дрожь в теле. Несмотря на то, что на улице лето. Лето малолюдного южного города, на краю мира…

Единорог указывал дорогу. Все дальше и дальше от людей. Все ближе к солнцу. Если бы кто-нибудь смог догнать бредущую по песку фигуру, то, в ответ на молчаливый вопрос, услышал бы: «Нельзя же так просто умирать, ничего не делая». Увидел бы под черной накидкой страшное и одновременно прекрасное женское лицо с неправильными чертами. Непослушные седые кудри. И пронзительный, полный боли взгляд, с безутешными тенями умерших у нее на глазах миров. Но никто не мог этого увидеть. Потому что никто добровольно не сунется в это пекло – пустыню Корат, в простонародье именуемую Сковородкой.

Йен осела на горячий песок возле одинокого причудливого камня, в виде огромного гриба. Какой-то твердый предмет попался под руку, согревая ладонь. «То, что у дамы всегда должно быть при себе». Последнее, до чего дотронулись пальцы чародейки в живом мире - баночка. Пустая жадеитовая баночка, та самая, которую она когда-то подарила Цири.

Почувствуй себя Сапковским - Йеннифэр Почувствуй себя Сапковским - Йеннифэр

«Цири!» - мысль была настолько сильной, что почти вырвала Йен из предсмертного забытья. Почти… «Цири уже знает, что я сегодня умерла».